Осени не будет никогда - Страница 29

Как-то в воскресение, когда Мятниковы проживали еще на Преображенке, Василь Василич позволил себе с друзьями выпить лишку, отчего в понедельник слегка потрясывались руки, впрочем, как у всякого россиянина, спешащего к родному станку или к баранке троллейбуса.

Василь Василич перебирал редко, так как был мужчиной ответственным, да и снабженным отменным здоровьем. Вот и дочка Лиля, слава Богу, в него уродилась, а не в мать, ногастая и плечистая, ее из-за этих масштабов взяли в бассейн заниматься плаванием…

Василь Василич, включил станок, натянул защитные очки и подвел резец к заготовке. Что-то щелкнуло в станке, токарь моргнул и не обнаружил этого самого резца в станине.

Василь Василич тотчас отключил механизм, испугавшись, что забыл закрепить резец и, что он вылетел из станины. Вообразив себе эту картину, токарь похолодел всем нутром, так как трехсотграммовая железяка могла запросто убить человека.

Василь Василич прислушался к работе в цеху, но не расслышал каких-нибудь странных звуков.

Пронесло, подумал он с облегчением. Не зашиб никого…

Немного успокоившись, токарь Мятников пошел по цеху искать свой резец. Он остановился возле соседа со странным отчеством Гобеленович и поинтересовался:

— Не видел ли ты моего резца часом, Гобеленович?

— Нет, — не отрываясь от работы, сообщил обладатель редкого отчества. — Не видел…

Когда все-таки Гобеленович на секунду оторвал взгляд от обрабатываемой детали и посмотрел на Василича, то чуть было не уронил руку во вращающееся нутро станка.

— А ты, Егорыч?! — прокричал Василич, стараясь быть громче визжащей стружки. — Егорыч, здесь мой резец не пролетал?!!

— Не-а, — проорал в ответ Егорыч, поднял глаза на товарища, и чуть было не опупел. А сзади строил рожи Гобеленович, который вырубил станок и шел следом за Василием Василичем.

Незадачливый токарь побрел по цеху дальше, спрашивая Митричей, Вованычей, Серег и Пашек о пропавшей штуковине, но всюду получал отрицательный ответ.

Вскоре все станки были отключены, и за Василием Василичем, шаг в шаг, шел весь рабочий класс токарно-слесарного цеха. Тишина стояла гробовая, какой не бывает даже ночами в морге.

Василь Василич, обеспокоенный тишиной, обернулся к товарищам по бизнесу и поинтересовался:

— Не случилось ли чего, друзья?

Он видел выражение лиц работяг — словно они наблюдали в цирке за полетом карлика из-под купола в бочку с горящим огнем.

Случилось, опять похолодел кишками Василь Василич.

— Зашиб, что ли, кого? — спросил обескровленными от страха губами.

А в ответ ему вновь состоялась тишина.

Здесь сбежал по своей лесенке начальник цеха, армянин Кеосаян, обеспокоенный прекращенной работой и столпившимися рабочими.

«Забастовка! — паниковал начальник. — В СССР забастовка рабочих! Из партии выгонят, взамен выдадут путевку в морозильную камеру „ЗИЛа“. Вся семья — в морозильную камеру!» Когда Кеосаян внедрился в живую массу потных тел и увидел, что произошло на самом деле, то просто тихо вскрикнул, а Гобеленович заткнув ему рот грязной ладонью с запахом машинного масла, не дал свалиться в обморок чувствительному армянину.

Пятьдесят мужиков стояли посреди цеха и пялились на Василь Василича, изо лба которого торчал пропавший резец. Он так глубоко вошел в голову рабочего, что снаружи осталось сантиметра три. Весь остальной металл прижился в сером веществе незадачливого токаря.

— Это что, — отважился сказать плюгавый мужичонка. — Во время войны чего только не было. Снаряд человеку в голову попадал, и ничего! Лет двадцать прожил мужик со снарядом в башке!

— Ты ж не воевал! — вступил в диалог Егорыч, который был дедом всему цеху.

— Не воевал, но слыхал… — продолжал плюгавый. — Кажись, дома и фотка есть!

— Да-а, — согласился Егорыч. — На войне чего не бывает! Ты, Василич, пока не нервничай… Сейчас «скорую» вызовем, глядишь, все образуется…

— А чего образуется? — похохатывал на нервной почве Василич. — Чего образуется?..

— А то, что нашли мы резец твой, — сообщил старый рабочий.

— Да где же? — нервничал Василь Василич, бегая глазами по физиономиям мужиков, уставившихся на него, как на бабу голую. — Где резец-то?!.

— А вот он!

Егорыч вытянул кривой от артроза палец и указал им прямо на голову Василь Василича.

Василь Василич с белым, как стена, лицом свел глаза к переносице и в плохой резкости различил что-то черное у себя во лбу.

Не врут, подумал, задыхаясь.

На всякий случай пощупал торчащее из головы железо и медленно, маленькими скользящими шажками, двинулся к лавке, на которой перекуривали. Сел на нее и выкатил из правого глаза большую слезу.

— Прощайте, ребята! Умираю я…

Здесь поднялся гвалт. Заговорили все разом, стараясь утешить товарища, сообщая, что бесплатная медицина сейчас на таком уровне, которого и в тринадцатом году не наблюдалось!

Здесь и Кеосаян ободрился. Он был чрезвычайно доволен, что никакой забастовки в СССР не случилось, а резец мы спишем запросто. Что нам, жалко для человека какой-то железки!..

Галдели мужики аж до обеденного перерыва. Перекурили все, что было табачного. Даже Василь Василичу дали курнуть, хоть он с малолетства не злоупотреблял.

Закашлялся токарь и опять перепугался, что от этого кашля железка двинется в мозгах и…

— «Скорую»!.. — попросил Василь Василич тихо.

После этого трудовой коллектив сообразил, что о медицинской подмоге говорили все, а вызвать «скорую» никто не догадался. Дружно по этому поводу накинулись на Кеосаяна.

— Ты чего! — орали. — Человека загубить хочешь? Начальник называется! Три часа курит, а трубку телефонную поднять лень!..