— Да вам-то какое дело! — схамила уставшая девушка.
— В общем, никакого, — подтвердил Журов. — Немодно это сейчас как-то…
Дальше сидели молча, смотрели в разные стороны и ждали.
Дождались.
По коридору загромыхали шаги, и через несколько секунд в кабинет втолкнули полковника спецслужбы, чье лицо походило на помидор, который долго бросали об стену.
— Торжествуешь? — прошипел Зураб в сторону Сашеньки, и все заметили отсутствие нескольких зубов у грузина. — Рано…
— Значит, слушай меня, полкаш! — вдруг переменился в лице Журов. — На свободу хочешь? Или я тебе пятерку обещаю!
Грузин повертел головой, ожидая подвоха, но спросил:
— Что делать надо?
Мент достал бумагу и шлепнул на нее ручку.
— Значит, напишешь, что претензий ни ко мне, полковнику Журову, ни к моим подчиненным, ни еще к кому по вышеуказанному делу не имеешь! Уяснил?
— Я подпишу, — резонно заметил Зураб, — а вы меня обратно в камеру.. Жив этот, как его, Душко? Депо ваше железнодорожное?
Журову опять захотелось стрелять, но он сдержался.
— Жив.
— Молодца!..
— Выпустим тебя, не обмочись! Слово офицера!
— Чего испугались-то? — поинтересовался Зураб. — Ведомства моего? Так это правильно. Часа через два отыщут!
— У тебя на даче два килограмма героина нашли, — с сочувственной улыбкой рассказал Журов. — Отборный… Взятие заложника, да еще сотрудника МВД… Ай, — полковник с безнадежностью махнул рукой.
— Подписывай, — тихо попросила Сашенька.
— Сука ты! — прошептал грузин, зло, но гордо, словно орел, которому на шею удавку набросили.
— Я знаю, — согласилась девушка. — Замуж меня возьмешь?
Он посмотрел на нее испепеляющим взглядом, в котором заключалось все — и исследование на правду, и проверка себя на оставшуюся любовь, и ненависть, примешавшаяся к любви…
— Возьму! — ответил, поняв, что она не обманывает.
— Пиши бумагу, — попросила Сашенька Зураба, а товарища полковника мимикой попросила покинуть кабинет, показав пальчиком — на одну минуту.
— Вы тут определяйтесь быстрее, а я на секунду…
— Наручники, — напомнил Зураб.
— И в них писать можно. А то не знаешь!..
Полковник вышел в приемную, увидал Хренина, который лыбился не по случаю, вспомнил его вину и дал сержанту со всего маху ногой по морде, так что сопли все стены попортили…
Сашенька подошла к Зурабу и опустилась на колени. Ее маленькие пальчики расстегнули всякие пуговки, а голова, от которой исходил волшебный запах, склонилось над самым интимным, но лишь коснулась вздыбившегося губкой, а после все быстро застегнула обратно, как было.
— Пиши.
— Я пишу, — дрожащим голосом сообщил Зураб.
— Душко за муку сто тысяч отдашь, понял?
— Не проблема…
— Хочешь свадьбу в Тбилиси?
— Зачем? — удивился сын Грузии. — В Капфера… Я тебе подарю белую лодку и назову ее — «Сашенька»!..
— Пиши…
Вернулся товарищ полковник и понял, что можно расстегивать наручники.
— Да, — словно только сейчас вспомнила девушка. — Товарищ полковник очень помог нам всем… Мне кажется, что с его способностями в отделе сидеть…
— Ну, что вы, что вы, — покраснел Журов и, скрывая стыдливую радость, наклонился над селектором, в который отправил устное сообщение: — Готовьте лысого к выписке. Слизькина, я говорю!!! — проорал.
Журов прочитал каракули Зураба, собственноручно снял наручники и елейным голосом предупредил:
— Вы же умный человек… Ваша бумажка полежит у меня в сейфе… Не возражаете?
— Нет, — ответил грузин, растирая запястья.
Он сейчас на все был согласен, вспоминая то острейшее мгновение сладости, на которое его подсадила Сашенька, словно на крючок. Ему до смерти было необходимо попасть с ней в постель, или у него мозги спекутся.
Полковник Журов глядел, как девица по-хозяйски берет трубку его телефона и стукает ноготками по клавишам.
Убил бы, думал. Но сначала бы… Хотя не в его вкусе, слишком маленькая ростом.
Сашенька вызвала из больницы перевозку, все вышли из кабинета, найдя в коридоре сержанта Хренина, хлюпающего сливовым носом, из которого сочилась кровавая юшка.
— Кстати, — между прочим сообщил Журов, — Душко к ордену Мужества представляем.
— Ага, — отозвался грузин.
Хренин завыл побитой дворнягой, а Сашенька вообразила подтягивающегося Душко с орденом на заднице. Картина оказалась столь возбуждающей, что, выйдя на улицу, она потерлась о бедро грузина.
— Не вспыхивай! — предупредила, наблюдая, как выводят из отдела лысого. Тот протягивал к Журову руки, улыбался и говорил: «Слизькин… Василий Кузьмич!».
Она, как истинный врач, в работе над кандидатской тотчас забыла про сексуальные утехи и отбыла к больному, велев Зурабу, ждать ее на городской квартире.
Журов даже помахал вослед, удаляющейся «скорой». Здесь к отделу подкатили два «галенвагена» с государственными номерами, и полковник понял, что конфликт разрешился вовремя. Хотел было напомнить о министерстве, но передумал и зашагал внутрь родного отдела гордый и усталый.
Ни в этот день, ни на следующий Сашенька не принесла сексуального облегчения грузину, так как была увлечена своим новым пациентом. Она добилась полного рентгеновского обследования и не нашла у лысого никаких повреждений костей.
Здоровяк, однако, подумала. Невероятные регенерационные способности. Синяки прошли уже к вечеру первого дня, а рана на месте бывшего уха, несмотря на антисанитарные условия милицейской камеры, даже не загноилась. Докторше пришлось лишь обработать рану перекисью водорода.