— Шел бы ты домой! — жалел его дежурный Федорыч. — Ведь пулю только вытащили. Добегаешься до горячки!
— Не знаешь, Федорыч, задержанных в обезьянник поместили?
— Это которые в тебя стреляли? Ты что! По камерам развели!..
Сашенька никак не могла заснуть, а потому сразу услышала призывный шепот.
— Доктор, вы здесь?
Этот тихий призыв сразу разбудил старую бомжиху Свету, задушившую шарфом своего сожителя, который не желал собирать вторсырье, эксплуатировал ее по женской и материальной части, колотил регулярно, за что в сердцах и был умерщвлен в Великий Пост.
— Щещаш шебя на хоровод поштавят! — захихикала шепелявая Света. — Вот удивишься, шкоко у бабы дырок!
— Отвали! — цыкнула на бомжиху Сашенька. — Я здесь…
Душко сел под дверью камеры и заговорил:
— Это все из-за меня!.. Я не хотел… Простите меня!..
— Да кто вы? — удивленно вопрошала Сашенька.
— Я тогда на бульваре был… Душко моя фамилия… Рядовой Душко…
Он почувствовал ее запах через дверную щель. Так пахли девушки, которых он видел чаще всего издалека, которые даже в фантазиях его жили лишь мгновение… В мозгах закружилось, и он опять запросил прощения, да так искренне и настойчиво, как обычно каются дети.
А она все не понимала.
— На каком бульваре?
— На Страстном… Милиционер я… Это мы лысого обнаружили… Без уха…
— Вспомнила… Были милиционеры… Лиц только не помню… Далеко было… Надеюсь, вы не жирный?
— Нет-нет, я не Пожидаев, я — Душко…
— А за что вы прощения просите?
Рядовой замялся.
— Трудно объяснить… Ранили меня в ногу… Я помочь вам хочу!..
— Да чем же, если вы рядовой?.. Хотя погодите, — Сашенька на мгновение задумалась. — Запоминайте телефонный номер! Позвоните по нему, спросите Зурика, Зураба. Просто скажите ему, где я нахожусь… Меня зовут Александра Бове… Запомните?
— Я запомню, — пообещал Душко. — Все сделаю, как надо… Верьте мне…
Через минуту он уже набирал со служебного телефона номер мобильника.
— Александра Бове? — переспросил голос с кавказским акцентом. — А что с ней?
Душко показалось, что он слышит веселый женский смех и еще какие-то голоса.
— Она в милиции.
— В милиции? — с крайним удивлением переспросил Зураб.
— Так точно.
— Сашенька Бове в милиции, — человек на мобильном словно переваривал информацию, затем на приблизившийся женский смех гаркнул раздражительно. — Подождите!.. Говорите в милиции?
— В Тверском отделе.
Зураб подумал еще недолго, а затем сказал:
— Да черт с ней, с Сашенькой Бове! Везите ее хоть в Бутырку! А лучше сами ее используйте. Прекрасное тело и гениальный язык флейтистки!..
И повесил трубку.
Душко еще раз позвонил, после чего тот же голос послал его по-русски по общеизвестному адресу, на что милиционер сообщил, что он сотрудник МВД, что враз вычислит мобильник грязного хачика, засунет аппарат тому в заднепроходное отверстие, затем туда последует весь его фруктовый бизнес, а если Зурабик торгует шаурмой, то в конце совсем больно будет!..
— Таких, как ты, рожа носатая…
Далее фантазия Душко иссякла, хотя гневный порыв выветрился не до конца, и он сказал просто:
— При задержании — смерть!
— Понял, — почему-то грустно ответили из мобильного. — Прости, мент…
Душко вернулся к камере и соврал Сашеньке, что телефон заблокирован. Наверное, Зураб поменял номер.
— Я сам что-нибудь придумаю! — с воодушевлением зашептал Душко. — Обязательно!
— Нищего нового в шизни нет! — философски заметила бомжиха Света. — Фее мы — осенние цветы!
От этой фразы Сашеньке вдруг стало смешно, она так красиво улыбалась в ночи, что если бы Душко мог созерцать сие откровение, в его душе произошли бы процессы, несовместные с жизнью простого мещанина, хоть и милиционера.
— Идите, рядовой Душко! — попросила докторша. — Вы обязательно что-нибудь придумаете… Сейчас я попробую здесь спать.
Утром все участники событий по делу лысого собрались в кабинете полковника Журова. Полковник после вчерашнего посещения Главка был слегка сумрачен, кривил губами, а, обнаружив на вычищенным до блеска ботинке голубиную акварель, сомкнул брови и желал разговаривать только матерно.
— Уроды, козлы и педерасты! — начал он привычно. — Сегодня был звонок от Министра здравоохранения нашему министру, смыслом которого являлось утверждение, что наш отдел творит беззаконие! Что мы арестовываем человека, которому почти поставлен психиатрический диагноз и который находится не под нашей юрисдикцией!
— Это как не под нашей! — возмутился Пожидаев.
— А ты, Пожидаев… — полковник сделал вдох. — Есть буржуазия, есть рабочий класс, а ты занял, вша лобковая, место прослойки жировой, после того, как интеллигенция протухла!
— Так точно, — прокричал старшина.
— Я выбил у нашего министра пять дней, чтобы дело раскрутить!
Пожидаев и Хренин дружно зааплодировали. Лишь Душко стоял смущенный, опираясь на костыли.
— Не дрейфь, пацан! — поддержал полковник раненого. — Всех усадим!
Начальник отдела было сел на край стола, но тут, вспомнив, ловко подхватил падающий бюстик Президента и поставил гипс на место.
Пожидаев опять захлопал, за что был назван кастратом и евнухом. Значения второго слова старшина не знал.
— Короче, лимита! — отрезал полковник. — Сам дело раскручивать буду!
Лица Хренина и Пожидаева воспылали неподдельной радостью первомайского парада, а Душко чуть не рухнул на пол из-за подломившегося костыля.
— А ты на больничном! — напомнил полковник рядовому. — Вали на хату и отлеживайся!